Крым побуждал Владимира Вернадского к поступкам, в корне меняющим его судьбу. В год 160-летия великого учёного вспомним самые главные.
Весной 1916 года Вернадские приехали в Ялту навестить родственников в имении «Горная щель». Оно располагалось рядом с Массандрой, на входе в урочище Уч-кош.
«Нахожусь в совершенной тиши – среди солнца, зелени, чудного вида, – сообщает Вернадский. – Запущенный сад и дом ещё полны памятью бывшего владельца усадьбы, Павла Бакунина, одного из последних русских философов-идеалистов XIX века. Работает усиленно мысль и многое для меня выясняется».
Следующее посещение «Горной щели» случилось в Гражданскую войну. В январе 1920 года, после долгих мытарств, измученный Вернадский сошёл с парохода, переполненного беженцами, на ялтинскую пристань. Дочь раскрыла объятия, но отец отшатнулся:
– Нина, не подходи близко. У меня, кажется, вши.
Предприняли все меры предосторожности, но избежать беды не удалось. Началась горячка. Врач озабоченно молвил: «Сыпняк. Тяжёлый».
Три недели прошли на грани – между жизнью и смертью. Но вот как бывает: именно в беспамятстве человек испытал «счастливые переживания научного вдохновения». Как только сознание вернулось, Владимир Иванович записал: «Я стал ясно сознавать: мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое я создаю, это есть моё призвание, моя обязанность».
Мыслитель прекрасно понимал: он не сможет воплотить свои идеи в условиях кровавой междоусобицы. Существовала надежда уехать в Англию, но бюрократическая процедура затягивалась, и Вернадский, не любивший сидеть без дела, принял предложение недавно созданного Таврического университета – прочесть курс лекций по геохимии. Вскоре выяснилось: его единогласно избрали профессором по кафедре геологии. Что ж, надо перебираться из Ялты в Симферополь, потрудиться на благо учебного заведения, созданию которого он содействовал ещё в 1916-17 годах, сначала будучи членом Государственного совета России, а затем одним из руководителей Министерства народного образования Временного правительства.
4 апреля 1920 года Вернадский фиксирует в дневнике: «Завтра еду в Симферополь. Начинается новый период жизни. Как долго и куда приведёт? Сын с женой и Ниной ушли вчера с утра в Симферополь пешком». Переезд в столицу Таврической губернии дал мощный импульс. «Учёные прогулки» по окрестностям Симферополя помогали восстанавливать здоровье, подорванное недавней хворью, давали пищу для размышлений. «Сделал экскурсию в Эски-орду, – записывает естествоиспытатель. – Удивительно, как на небольшом пространстве мы видим разнообразие геологическое, совершенно необычное для России. День был хороший, и я с удовольствием дышал свежим воздухом. Присматривался к флоре. Много нового узнаю и вдумываюсь».
Вскоре семья справила новоселье: университет предоставил жильё в «Воронцовском дворце». Так по традиции назывался шикарный особняк, построенный в 30-х годах XIX столетия Таврическим губернатором Нарышкиным и позднее приобретённый генерал-губернатором Новороссии Воронцовым. Старинный парк, окружавший дом, дарил покой и обеспечивал условия для проведения опытов. В одном из флигелей учёный организовал лабораторию по изучению живого вещества. «Мы будем на вольном воздухе, вдали от города и, наконец, впервые после 1917 года у себя, не в чужой семье», – помечает он в дневнике. Ожидания оправдались: место действительно оказалось чудесным. «Сижу на балконе Воронцовского дворца, – записывает Вернадский. – Пишу «Живое вещество». Нет достаточного света – нет керосина, плохая лампа. Надо приноровляться. Лаборатория тёмная, сырая, но это лучшее, что есть в Симферополе. Можно работать, и я сейчас полон мыслей и планов». Через несколько лет Вернадский с благодарностью вспоминал время, проведённое на берегах Салгира: «Я писал статью о живом веществе в почве. Эти несколько месяцев – одни из лучших, мною прожитых». Но пока – условия жизни угнетают. «Ниночка сшила мне сюртучок из мешка», – горестно отмечает профессор. Он всё более убеждается в необходимости отъезда из страны. «Думаю о Лондоне, – признаётся себе Владимир Иванович. – Хочется иметь могучее орудие, какое даёт большая библиотека и лаборатория». Наконец-то приходит ответ из Британской миссии: Вернадскому разрешается въезд в Великобританию для научной работы. И тут судьба выкидывает фортель…
Осенью 1920 года умер от тифа ректор Таврического университета Роман Гельвиг. И к Вернадскому потянулись депутации, от профессоров до сторожей, с одной просьбой: принять руководство учебным заведением. Владимир Иванович пребывал в смятении: отъезд в Англию – дело решённое и неожиданное предложение ломало все его жизненные планы. После недолгих раздумий он решил возглавить университет.
Между тем дни Белой армии были сочтены. 13 ноября 1920 года Симферополь окончательно стал советским. Город лихорадочно пытались покинуть те, кто не успел уехать вовремя. Вернадский вспоминал: «Я поддался общей панике. Уже сидя в таратайке с Наташей и Ниной, мне вдруг ярко представилась мораль моего бегства, когда кругом оставались многие, которые не могли бежать. Мы вышли».
Мечты о «Туманном Альбионе» утонули в кровавой пелене, окутавшей Крым. Сидя в давно не топлёной комнате и растирая замёрзшие ладони, чтобы удержать карандаш, Вернадский фиксирует: «На квартиру к профессору Кадлубовскому определили постой. В воскресенье, вероятно, зная набожность Кадлубовского, пьяные солдаты стучали к нему в стену и пели кощунственные песни. С ним сделался сердечный припадок. Говорят, его положение безнадёжно.
Меня просят прийти в Совнархоз. Ответил, что из-за продранных сапог – не могу. Из-за них не смог пойти и в факультет. Ниночка обещала починить.
Говорят о расстрелах.
Сегодня убрали почти съеденную собаками лошадь около нас у водопровода.
Вечером читал Шопенгауэра, работал над живым веществом».
Новая власть диктовала свои условия, и работать становилось всё труднее и труднее. Тем не менее прошли вступительные экзамены. Под шумок ректор выдал задним числом студенческие билеты двумстам бывшим врангелевским офицерам. Получив такие документы, люди смогли легализоваться и избежать репрессий. Слушок, однако, достиг «чрезвычайки», и в дверь квартиры на улице Госпитальной раздался требовательный стук. Владимир Иванович отсутствовал, дома была супруга. Чекист решил взять на испуг:
– Вам должно быть из-вестно: гражданин Вернадский совершил преступление, выдав белогвардейским офицерам липовые документы. И вы наверняка знаете, кто это. Советую сознаться по-доброму, иначе церемониться не будем: в подвал – и к стенке.
Лицо Натальи Егоровны покрылось красными пятнами:
– Молодой человек, – отчеканила она. – Я принципиально не вмешиваюсь в дела моего мужа. А вы бесцеремонно вторглись в чужую квартиру и беспочвенно угрожаете. На ваше самоуправство я буду жаловаться вашему руководству. А пока – извольте выйти вон!
– Ладно. Встретимся ещё, – ухмыльнулся непрошеный гость.
На этот раз с рук сошло, но «старорежимный» прекрасно понимал: в новых условиях места ему нет, и «товарищи» не успокоятся. Вуз залихорадило, на работу не оставалось ни времени, ни сил. Ректор пишет два документа: протест – «Записку о необходимости сохранения Таврического университета», и просьбу об увольнении.
25 февраля 1921 года Вернадский вместе с коллегами-профессорами, «нахождение которых в Крыму является политически недопустимым», был отправлен в Москву.
Таврическая эпопея подошла к концу. Но жизнь продолжалась, и Крым ещё не раз напомнил о себе.
В самое смутное время, осенью 1920 года, когда в неразберихе смены власти в университете всё-таки состоялись вступительные экзамены, в числе поступивших на первый курс физмата был рослый чернявый паренёк. Звали его Игорь Курчатов.
Пока «буйный Гарька» завершал высшее образование, академик Вернадский принимал непосредственное участие в создании Радиевого института, нацеленного «на овладение атомной энергией – самого могучего источника силы, к которому подошло человечество».
В 1942 году Государственный комитет обороны пригласил Владимира Ивановича на совещание, где обсуждались возможности создания нового оружия. Учёный высказался категорично: следует незамедлительно возобновлять исследования по урану. Его слово оказалось решающим. Тогда же было названо имя «молодого профессора» Курчатова как специалиста по ядерной физике и возможного руководителя атомного проекта.
Незадолго до ухода из жизни Вернадский опубликовал статью «Несколько слов о ноосфере». Называя города, где выкристаллизовывалось его учение, он упомянул Ялту и Симферополь. Сознавая свою миссию выполненной, 6 января 1945 года мыслитель завершил свой земной путь, продолжив его в пределах ноо-сферы.
Иван КОВАЛЕНКО, краевед
Фото автора
