«Шалый, но изумительно талантливый». Так друзья отзывались о Фёдоре Шаляпине. Эти черты его характера ярко проявились в Крыму. Нынешний год проходит под знаком 150-летия великого артиста.
Фёдору исполнилось 25 лет, когда в 1898 году в составе труппы Частной русской оперы он отправился из Москвы на гастроли в Крым. Белокурый верзила, обладатель «неслыханного, феноменального голоса», удостоился лаврового венка от публики, наводнившей ялтинский театр, и рецензии в местной газете, предсказавшей его судьбу: «Какая завидная будущность предстоит замечательному таланту!» К началу нового, XX века звезда «певца-художника» блистала во всю мощь. В это же время по всей стране гремел голос писателя Максима Горького. Герои отечественной культуры быстро подружились. У них было много общего: оба «высокодаровитые выходцы из народа», босяки, сумевшие выбиться в люди. Гражданская позиция Горького привела к столкновениям с властью. «Неблагонадёжного» выслали из Нижнего Новгорода, и писатель перебрался на юг в надежде поправить здоровье и закончить пьесу «На дне». Шаляпин поспешил встретиться с другом, и весной 1902 года приехал к нему в Мисхор. На даче «Нюра», где обитал Алекса, Фёдор Иваныч появился не с пустыми руками. В одной колыхалось ведро квашеной капусты с яблоками, другой он прижимал к груди миску из карельской берёзы в серебряной оправе с эмалевыми инкрустациями и такие же ложки. За ним следовал кучер, сгибаясь под тяжестью корзины с шампанским.
Отдельным пунктом пасхальной программы 1902 года было навестить Чехова. Живой классик питал добрые чувства к молодым мастерам, и в один из погожих дней всей гурьбой двинулись в Аутку. Уговорились: поменьше умных бесед, побольше веселья. Накрыли стол в гостиной. После третьего бокала Фёдор попросил разрешения сесть за фортепиано. Взял несколько аккордов, крякнул: «Отлично звучит», – и запел, да так, что подрагивала посуда. Потом его кто-то сменил, а неугомонный Шаляпин пригласил Марию Павловну, сестру Чехова, на тур вальса. Он был отменным танцором. Вспоминал, смеясь, как учил кордебалет исполнять танец ведьм в сцене «Вальпургиева ночь» в опере «Фауст». – Ох, умаялся! – плюхнулся в кресло, приткнувшееся у печи. – Антон Павлович! Оставьте это место для меня: тепло, светло, уютно… В тот приезд случилось ещё одно памятное событие. Алексей Максимович позвал друзей на морскую прогулку. Загрузили лодку винишком – и вперёд. Море радовало покоем. Места на вёслах и у руля заняли писатели – Горький, Степан Петров-Скиталец, Николай Телешов, – а Шаляпин в позе Стеньки Разина развалился на носу. Безбрежный простор настраивал на лирический лад, и в воздухе раскатилось: «Из-за острова на стрежень…» Гребцы ладно подхватили, а кормчий, заслушавшись, чуть не упустил руль.
В 1916 году 43-летний маэстро ощутил необходимость подвести промежуточные итоги, создав книгу. Поскольку водить пёрышком по бумаге или самому стучать на пишмашинке – занятие не царское, Шаляпин сделал закадычному другу Алексе творческое предложение: – А поедем-ка в Крым, подальше от суеты! В тепле, на солнце – тебе полезно. Я буду рассказывать, а ты слушать, задавать вопросы. Стенографистка фиксирует. Машинистка печатает. Потом ты правишь текст, и мы обсуждаем, что получилось. Горький, не раздумывая, согласился. Он начал издавать журнал «Летопись», и мемуары знаменитого певца существенно подняли бы тираж. Обосноваться решили в Форосе, в имении Константина Ушкова. Владелец чайной фирмы приходился Шаляпину родственником: их жёны были сёстрами. Дело спорилось, сочинение получалось бойким и местами даже пикантным. Горький признаётся: «Материала много, он очень любопытен. Фёдор рассказывает удивительно! Есть моменты, когда неудобно говорить при барышне, и тут уж должен брать перо в руки я. Фёдор – всюду и везде. Ходит в купальном костюме, кричит, смеётся, настроен хорошо». «Эту книгу я написал для того, чтобы люди, во время тяжких сомнений в своей силе, подумали над жизнью человека, который хотя и с великим трудом, но вылез, выплыл с грязного дна жизни», – подчёркивал Шаляпин.
Политика, однако, всё сильнее вторгалась в жизнь певца. Летом 1917 года Шаляпин с семьёй безмятежно отдыхал в Мисхоре, когда к нему на дачу нагрянула депутация моряков-севастопольцев с настоятельной просьбой: оказать помощь делу революции – выступить с благотворительным концертом в пользу матросского и солдатского клуба, народного университета и союза инвалидов. Подарили новенькую форменку, тельняшку и бескозырку с георгиевскими лентами. Растроганный Шаляпин предложил соответствующее поводу содержание: «Марсельеза», народные песни, романсы и гвоздь программы – «Песнь о революции» собственного сочинения. Воодушевлённые организаторы решили провести действо под открытым небом – на Приморском бульваре. Соорудили многоярусные трибуны на 30 тысяч человек. Билеты распродали за два дня. По настоянию маэстро хор сформировали из матросов. Фёдор Иванович собрал с кораблей более 100 певунов, прослушал каждого. Музыкальное сопровождение обеспечивал флотский симфонический оркестр. Две недели репетировали в зале гостиницы «Кист». «И вот – восторженное море почитателей. На сцену выходит любимец публики в новом образе. Долой старорежимных царей! На Шаляпине ладно сидит матросская парадная форма, в руках – алое знамя. Его «Песнь о революции» производит фурор и сопровождается пушечным громом аплодисментов», – взахлёб сообщали газеты.
Казалось бы, с приходом революции начнётся новая жизнь. И что же? Новые времена для Шаляпина ознаменовались тем, что совет матросских и солдатских депутатов Ялты изъял из местного банка около 200 тысяч рублей, предназначенных для строительства Замка искусств на Пушкинской скале, которую маэстро прикупил по случаю в Гурзуфе. «Я нажил эти деньги не путём эксплуатации чужого труда, а тратой моего таланта, силами моего духа!» – возмущается артист. Однако власть, оставаясь глухой к его мольбам о возвращении денег, решила подсластить пилюлю. В 1918 году правительство присвоило Шаляпину учреждённое специально для него почётное звание «Народный артист Республики». Через три года Шаляпин под благовидным предлогом мировых гастролей покинул Страну Советов. Совдепия громогласно лишила эмигранта не только титула, но и собственности. В книге «Маска и душа» Фёдор Иванович писал: «Мечту свою я оставил в России разбитой. Иногда люди говорят мне: ещё найдётся какой-нибудь благородный любитель искусства, который создаст вам ваш театр. А я их спрашиваю: «А где он возьмёт Пушкинскую скалу?»
Отзвуки грандиозных крымских планов докатывались и до Парижа. Чуть более года прошло с того момента, как товарищ Шаляпин стал господином, а старый друг Алексей Максимович доверительно нашёптывает: «Очень хотят тебя послушать в Москве. Мне это говорили Сталин, Ворошилов. Даже скалу в Крыму и ещё какие-то сокровища возвратили бы тебе». «Шалый» отреагировал незамедлительно. «Насчёт скалы и сокровищ – вздор, – отвечает он Горькому. – Скалу я хотел иметь тогда, когда был полон мечтами о Замке искусств. Эти мечты утонули, и их уже не вытащить мне ни на какую скалу: на что мне она?» Последний раз «царь-бас» наткнулся на «обломок мечты» на излёте жизни. «Одна из лондонских газет напечатала фотографию какого-то замка, а под ней подпись: подарок Советского правительства Шаляпину. Присмотрелся: проект, выработанный архитектором по моему заказу. Вероятно, он где-нибудь его выставил, и вот – «подарок советского правительства», – с горечью пишет несостоявшийся «скальд» (так, по аналогии с древнескандинавскими сказителями, называли его родные). Кстати, в московском Музее архитектуры имени Щусева хранятся несколько эскизов Замка искусств. Хочется верить, что мечта великого певца найдёт реальное воплощение, и в Гурзуфе появится обитель творчества. Михаил СЕМЁНОВ
