Дмитрий Емец о том, что общего между фэнтези и чемоданом, о конкуренции с гаджетами и цензуре: интервью писателя

Дмитрий Емец о том, что общего между фэнтези и чемоданом, о конкуренции с гаджетами и цензуре: интервью писателя

Фото: Евгений Летов
Крымская газета
Дмитрий Емец о том, что общего между фэнтези и чемоданом, о конкуренции с гаджетами и цензуре: интервью писателя
Пятница, 21 июля - «Крымская газета».

Фэнтези, Некрасов и чтение

В интервью «Крымской газете» известный русский детский писатель Дмитрий ЕМЕЦ рассказал
о том, почему об истории важно писать увлекательно, как современной русской литературе необходимы свои Некрасовы и насколько нелегко беллетристике конкурировать с компьютерными играми и телевидением в борьбе за юные умы.

О вкусных и здоровых книгах

– Резонно ли выделять детскую литературу в отдельное направление?

– Выделять всё-таки стоит. Хотя Чехов говорил: нет детской и взрослой еды, вся еда – универсальная, но есть часть взрослой (слишком острая, например), которая детям не полезна. Соответственно, и литература должна быть универсальной, написанной хорошим крепким языком, иметь определённые нравственные фильтры.

Литература для старшего дошкольного и младшего школьного возраста, безусловно, имеет особенности. Она более простая. А вот литература для более старшего возраста – универсальна, но с определёнными фильтрами: эти книжки должны быть нравственными, не должны содержать чего-то вредного, неоднозначного. Проще говоря, книжка должна быть нравственно здоровой, что, впрочем, можно и к взрослой литературе отнести.

В истории литературы остаются, как правило, хорошие крепкие книги. Причём никто никогда не знает, как что сыграет. Это всегда сюрприз. Возьмём, к примеру, роман Евгения Замятина «Мы». Корней Чуковский очень сильно ругал это произведение, считая, что там картонные персонажи и вообще всё не так. Прошло время – и оказалось, что роман, который всеми современными Замятину литераторами считался, мягко говоря, неудачным, внезапно выстрелил и сейчас считается одним из главных текстов в русской литературе XX века.

– Как автор серий романов «Таня Гроттер», «Мефодий Буслаев», «Школа ныряльщиков» собственную прозу вы считаете универсальной?

– Да, потому что она одновременно и детская, и взрослая. Я стараюсь закладывать в тексты философские смыслы, создавать много героев и через них показывать кусочки жизненной правды, яркие картинки.

Основной жанр, в котором я работаю, фэнтези. «Нос» и «Вий» Гоголя – это, между прочим, тоже фэнтези. Фэнтези – это жанр-чемодан: представьте себе большой чемодан, в который можно положить курицу, энциклопедию, всё что угодно. Фэнтези позволяет каждому автору выразить то, что он хочет. Я пишу городское юмористическое, радостное и одновременно философское фэнтези.

– В нежном возрасте сами на какой литературе воспитывались?

– Астрид Линдгрен, Николай Носов, Редьярд Киплинг с его «Маугли», Карло Коллоди («Приключения Пиноккио»), Роберт Стивенсон, Рафаэль Сабатини. На всю жизнь полюбил «Расторжение брака» Клайва Льюиса, автора «Хроник Нарнии». Это очень маленькое произведение, но, как мне кажется, на нём, как на гвоздике, держится вся мировая литература второй половины XX века. И моя серия романов «Школа Ныряльщиков» («ШНыр») опирается, как мне кажется, на это произведение.

– Среди перечисленных вами авторов лишь один писатель – отечественный…

– Мы тогда не разделяли, кто из любимых авторов русский, а кто иностранец. Можно добавить братьев Стругацких, которых я очень сильно люблю: «Понедельник начинается в субботу», «Трудно быть богом». Просто массив приключенческой литературы и фантастики, на котором я вырос, был всё-таки переводной. Была и наша литература, тот же Кир Булычёв. До сих пор помню, как получал «Пионерскую правду» с его «Алисой», которую читал прямо на лестнице. Вообще, в детстве я очень много читал. За день прочитывал по триста-четыреста страниц. Читал везде: в школе, в общественном транспорте, дома, под одеялом с фонариком. До сих пор помню металлический-электрический запах нагревшегося фонарика (смеётся).

Конкуренция с гаджетами

– Насколько сильно изменился писательский мир в России после распада Советского Союза?

– Количество писателей выросло в десятки раз. И они друг друга не давят. А ведь многие советские писатели очень конкурентно относились друг к другу. Потом это исчезло: появилось много издательств, и читатель сам волен определять, кого ему читать, а кого нет. Хотя сейчас писатели испытывают огромную конкуренцию со стороны гаджетов, компьютерных игр. Теперь любой человек, который читает, – наш союзник.

Есть книги, которые я бы назвал социально значимыми. Например, книги по истории, которые, увы, очень плохо продвигаются и продаются. Обычно исторические книги читаются очень нудно: «Полмиллиона французов двинулись на Москву в составе такого-то количества дивизий. В таких-то битвах были понесены такие-то потери…» Эти цифры мелькают – и дети, и взрослые быстро их забывают, это не зрелищно, слишком абстрактно. Но что делал писатель Сергей Алексеев, лучше которого об истории, пожалуй, мало кто писал? Он показывал большое событие глазами его непосредственного участника. Например, через французского мальчишку тринадцати лет, барабанщика, который приблудился не пойми как в каком-то полку. И вот он идёт в составе этого полка в медвежьей шапке, стучит в барабан, ему радостно. Французов под Москвой разбили, и, когда они отступали, более сильные солдаты, чтоб самим не замёрзнуть, шапку и тёплую одежду у него отобрали, а парнишку выкинули в сугроб. Он сидит, замерзает. Но мальчишку чудом заметил русский казак, пожалел, отвёл к костру, дал каши, в тулуп укутал. И вот он сидит и что-то лопочет по-французски. Такая картинка – зрелищная, она запоминается, в душу попадает. У меня есть книга «Древняя Русь» – это художественные иллюстрации к «Повести временных лет». «Древнюю Русь» я как раз сделал, используя такую алексеевскую оптику. Другими словами, мы помещаем камеру в глаза непосредственного участника исторических событий. В результате ткань истории оказывается сплетённой из коротких ярких вспышек (рассказов).

– Однако вряд ли одно внедрение такой писательской оптики в беллетристику позволит пробудить в юных читателях живой интерес к чтению?

– Нужно менять подход к школьной программе. В этом плане положительной мне представляется система, при которой каждую четверть ребёнок сдавал бы учителю перечень из десяти прочитанных им книг. Причём книг, выбранных самим ребёнком: если ему нравится о роботах читать – пускай читает о роботах, нравится энциклопедии о животных – хорошо, сказки о принцессах – пожалуйста, фэнтези – пожалуйста. Пока ребёнок не овладеет механическим навыком чтения, он не сможет получать от него удовольствие.

Человеку, привыкшему за день прочитывать до трёхсот страниц, чтобы прочитать «Капитанскую дочку», потребуется полтора-два часа. Такая практика не вредила бы основной программе, а мы получали бы более прокачанных читателей. А сейчас как? Школьная программа устроена так, что человек более-менее вычитывается только к концу школы, когда уже слишком поздно. Часто книги, которые заставляют читать в школе, не интересны, человек сопротивляется, находит издания вроде «Русской литературы в кратком пересказе», как-то на троечку сдаёт экзамен. В итоге мы не получаем ни читателя, ни культурного человека.

– А получаем интеллектуально обездоленного человека.

– Нужно искать подходы к тому, чтобы всё-таки не терять читателей. Смартфон выжирает у человека время, которое он мог бы тратить на чтение. Но как конкурировать с мобильным телефоном, непонятно. Кстати, сейчас во многих школах учащиеся на время занятий оставляют телефоны в специальных шкафчиках.

В поисках Некрасова

– Насколько уместна цензура в случае с детской литературой?

– В общем, глупой цензурой мы убьём литературу очень быстро. Мы добьёмся противоположного эффекта: будут читать запрещённые цензурой книги, выуживая их где-то в сети, а цензура будет глушить хорошие начинания. Хотя при определённых условиях мы и без всякой цензуры смогли бы за год получить издания очень хорошей детской литературы, тем более что она уже есть. Осталось лишь немножко ей помочь.

– Что вы имеете в виду?

– Государство могло бы не мешать, а помогать. Не запретительно работать, а поощрительно. Хотя бы немного помогать хорошему и здоровому.

Что нужно сделать? В составе большого издательства со своей структурой распространения создать отдельную редакцию, занятую выпуском произведений, выходу которых чуть-чуть помогало бы государство. И издавать там социально значимые книги. С точки зрения государства это были бы смешные деньги, но это сработало бы стопроцентно. Затем на государственном уровне можно было бы эту литературу популяризировать: какие-то передачи на радио и телевидении, обзоры в СМИ…

– Почему же никто до сих пор не реализовал этот незатейливый, казалось бы, замысел?

– Помните у Высоцкого: «Настоящих буйных мало – вот и нету вожаков»? Нет человека, который горел бы литературой и её интересами. Один человек такой нужен на страну. Максимум два-три. Но не хитрых людей, а именно чтобы горели!

Я иногда на мастер-классах задаю читателям вопрос: «Вот у нас есть машина времени! Кого из писателей XIX века нужно выкрасть, чтобы вся русская классическая литература напрочь исчезла? Одного человека!» Никто не угадывает этого человека. Начинают говорить: Пушкин, Гоголь, Лермонтов. Да, конечно, без Пушкина литература была бы не та, хромала бы, но уцелела бы. И без Гоголя, и без Чехова – плохо, но литература устояла бы. А ответ тут неожиданный: Некрасов! Если не будет Некрасова-поэта –литература устоит. Но если уберём Некрасова – издателя и редактора – сразу развалится. Как тренера убираем и теряем сразу всю команду.

Некрасов умел отыскивать талантливых авторов среди редакционного потока, в запачканных тетрадках, заполненных корявым почерком. Навык редчайший. Вот вам сто корявых тетрадок – найдите среди них классика, которого никто не знает! Да ещё если это не лучшая его вещь, да ещё если классику двадцать лет. А Некрасов находил. И не просто находил, а влюблялся в книгу.

Он прочитал в потоке рукописей роман никому не известного автора Фёдора Достоевского «Бедные люди» и ночью пошёл к нему сказать, как влюблён в эту книгу! Достоевский поверил в себя. Некрасов запустил Достоевского как писателя. И Льва Толстого Некрасов открыл и стал его первым издателем. А Толстой был очень смешной тогда. Норовил со всеми поссориться, писал хамоватые письма. Нет Некрасова – нет Толстого. Так же он запустил и Ивана Тургенева, и Глеба Успенского. Проще говоря, если мы выкрадем Некрасова, всю русскую литературу второй половины XIX века просто выкосит. Нашей современной литературе нужны один-два Некрасова.

– В школьную программу по литературе скоро включат произведения советских классиков, в том числе роман Николая Островского «Как закалялась сталь», рассказ «Русский характер» Алексея Толстого, повесть Сергея Смирнова «Брестская крепость». Одобряете выбор Минпросвещения РФ?

– Произведения хорошие, мне нравятся. Да только сама по себе программа чуда не совершит. Главная проблема преподавания литературы в школе в том, что школьники не прочитывают программную литературу. И вообще не читают ничего. И учителя об этом хорошо знают.

Если бы мы честно ставили оценки по литературе, то девяносто процентов школьников получили бы двойки. Поэтому им оставляют лазейки, когда, например, ознакомившись за четыре минуты с фабулой «Войны и мира», можно сдать экзамен на тройку или четвёрку.

Нужно поощрять чтение, а для этого нужно кардинально менять подход к обучению чтению. Проще говоря, чтобы человек полюбил чтение, он должен триста часов читать, образно выражаясь, из-под палки. Сейчас всё доступно: хочешь компьютерные игры – вот тебе игры, хочешь круглосуточно смотреть фильмы – вот тебе кино любое. Чтение не выдерживает с этим прямой конкуренции.

Мышление у людей становится клиповым, на что все жалуются, поэтому детям сложно читать большие произведения, и потому им кажется, что смысл «Войны и мира» состоит в том, что Андрея Болконского убили, а Наташа Ростова стала женой Пьера Безухова, то есть в информации, которую можно получить в кратком пересказе. Но это просто фабула, это ни о чём. Для того чтобы понять смысл, нужно как раз прочитать произведение.

Фэнтези – это жанр-чемодан: представьте себе большой чемодан, в который можно положить курицу, энциклопедию, всё что угодно. Фэнтези позволяет каждому автору выразить то, что он хочет»

блицопрос

– С чего начинается ваш день?

– С чтения.

– Опишите себя тремя словами.

– Спорт, лень, поиск.

– На какие недостатки можете закрыть глаза?

– На вспыльчивость (поскольку вспыльчивый сам), бесхозяйственность, сонливость.

– Чего не терпите в людях?

– Не люблю, когда человек лжёт, притворяется, не держит слово и долго виляет – если нет, так нет, если да, так да.

– Будь у вас свободное время, какой ещё деятельностью хотели бы заниматься?

– Объехать всю Россию и написать небольшие повести о российских заповедниках, связанные с разными регионами, природой, людьми, необычными профессиями. Это были бы произведения на стыке журналистики и беллетристики.

– Где вы любите отдыхать?

– Для меня отдыхом становятся литературные поездки по стране с выступлениями. Разъезжая, я ухитряюсь посмотреть самые отдалённые регионы России.

– Ваше любимое занятие?

– Наверное, чтение. Ещё люблю бегать и ходить пешком. Если я малоподвижен в течение дня, то к вечеру чувствую себя разбитым.

– Если бы всю жизнь могли есть одно блюдо, каким бы оно было?

– А я и так уже несколько лет подряд изо дня в день ем одно и то же: мясо, бананы, мороженое и шоколад. Плюс шаурма (смеётся).

– Спорт – это ваш стиль жизни?

– Да!

– Если бы выиграли в лотерею 10 миллионов, на что бы их потратили?

– Может быть, купил бы дом на колёсах.

Беседовал Алексей ВАКУЛЕНКО



По теме